“Александрия”

Донбасс, южное направление. 2019 год.

День второй

Саныч в «Александрии»

Поутру гвардии майора Витю Скрипченко арестовали. Дело было так.

Проснулся я, еще темно, по комнате гуляет ветер, лежу, макушку головы одеялом прикрываю, чтобы инеем не покрылась. Слышу, по комнате, кроме ветра, еще кто-то гуляет в направлении стола, стараясь делать это бесшумно, и, разумеется, запинается обо что-то. Раздается стук посуды и неразборчивое бормотание.

Кто гуляет? Не государь же. «Привет, Витя!», – приветствую вошедшего, не высовывая макушки из под одеяла.

Он обрадовался, свет включил, и началось бурное утро: чайник кипит, створки душевой кабинки гремят, «Сталин» требует трубку взять, Витя мокрый бегает от окна к ванной с бритвой в руках и пеной под носом.

Но вот послышался знакомый звук ударов расчески по голове. У Вити вместо расчески массажная щетка, когда он прикладывается к голове, раздается шуршание, будто клочком шерсти елозят по барабану.

Принимаю на кровати вертикальное положение, поеживаясь от холодного сквозняка, а передо мной – красавец в мокрой тельняшке: умыт, побрит, причесан и обильно надушен.

Умеют офицеры поутру выглядеть так, будто вчерашнего вечера не было вообще.

Из сообщений «Сталина» уже известно, что сейчас подъедет командир роты Ваня, и они помчатся к начштабу полка в Новоазовск.

– Что у нас там осталось? – задает Витя вопрос, и я сразу понимаю, о чем речь.
– Почти полная.
– Где?
– Под кроватью.
– Покажи.

Показываю.

– Поставь обратно.

Значит, пока «бороться» не будем. Сидим, чаевничаем.
Вот и стук в дверь. Я иду открывать, заходит Ваня. «Где?», – тихим голосом спрашивает он, пожимая мне руку. «Там», – киваю в сторону кухни. «Как?». «Нормально».

Они беседуют на кухне, а я остаюсь у двери, чтобы не мешать разговору: мало ли о чем могут поутру говорить командиры в армии, зачем мне совать нос в их военные дела. Но уже через минуту меня зовут.

– Кого я вчера послал к черту? – спрашивает у меня Витя.
– Конкретно – никого.
– А не конкретно?
– Всех.

Оказывается, по полку пронесся слух, что Витя обругал какое-то высокое начальство. Кого именно, не знают, но уже знают, что реакция у этого неизвестного начальства – уволить гвардии майора к чертям собачьим.

– Надо что-то делать, Виктор Саныч. Поедемте быстрее в штаб, меня Утес попросил быть с вами, помочь, если что, – Ваня высказал свою просьбу и ждал ответа.

Витя чай допил без спешки, но потом встал, быстро накинул бушлат прямо на тельняшку и сказал: «Поехали». Не так, правда, радостно, как Гагарин.

– А кепку? – заметил Ваня, что его командир отправился в штаб без головного убора.
– К черту кепку, – буркнул Витя, и они ушли.

Допиваю свой чай, на душе не очень: в прошлый приезд мы поутру на позиции отправились, а сейчас: послал, уволить. Сижу один в четырех стенах, что делать, куда податься? Без Вити только разве по поселку погулять, а к ребятам на «дуге» – никак от слова совсем.

Рассвело, около внедорожника во дворе «Александрии» собралась детвора: в школу пора. Хотел посмотреть, как супруга Утеса их в «школьный автобус» загружает, снимок сделать. Пока «соломоны» шнуровал, уехали. Неподходящая обувь для быстрого срывания с места и эвакуации. Витя, вот, ноги в кроссовки сунул, не нагибаясь, и готов к броску. Хоть на «дугу», где пули, хоть в обратном направлении – к начальству, где пиндЮли.

Смотрю, под высокими деревьями в центре двора оборудовано место для стрельбы лежа. Это та самая «детская игровая площадка», о которой вчера Витя кратенько упомянул, когда разговор шел о семьях штабных офицеров. На бруствере белые мешочки с песком. Маленькие такие, чтобы малыши сами могли их укладывать. И ямка в земле у амбразуры глубиной сантиметров десять всего – лишь ребенок и поместится.

Вспомнил «крепость», которую у меня под окном в Тюмени детсадовцы строили – больше метра высотой была, но из снежных комков. А тут из мешочков песка, можно сказать, настоящая, как на «передке», только в масштабе 1 к 5. И сектор обстрела не поле, где в четырехстах метрах противник, а стенка санатория в десяти метрах от деревьев.

Витя говорил, что игры играми, но выучка и навыки у «детей войны» самые что ни на есть настоящие. Если что-то рядом грохнет, они знают, куда надо бежать: не к мамке в дом, и не к папке в кабинет, а под землю в убежище. Отвечают на проверочный вопрос по-взрослому: «Если ****ет, мы все – в подвал». Это я употребляю слова: грохнет, бабахнет, шарахнет. А они – то слово, которое здесь употребляют все.

Витю они, кстати, называют – дядя Амур. Позывной у него такой, он же родом из Хабаровска. Виктором Санычем его только взрослые называют, он в полку по возрасту самый старший, неудобно к нему без отчества обращаться: здравия желаю, Амур. Хочется привычно – как в мирное время.

В прошлый визит я еще слышал из уст кого-нибудь позывной Амур, а в этот – ни разу. Виктор Саныч он теперь всегда. Для тех, кто не ребенок.

Вернулся Витя быстро, меньше, чем через два часа. Не сказать, что растерянный или испуганный, но более молчаливый, вернее, молчащий подолгу. Не в настроении, сосредоточенный на каких-то своих мыслях, о которых не хотел рассказывать подробно.

Снял бушлат, сел к окну и долго смотрел в сторону моря. И я молчал.

– Доставай, – не поворачиваясь ко мне, сказал он.

Я достал. Он развернулся к столу, посмотрел на часы, налил приличную порцию, выпил.

– Приедут, – сказал и замолчал.
– За тобой? – через минуту я самостоятельно сообразил, что он имел в виду.
– Ага.
– Меня куда, на «ноль»?
– Тут останешься. Не в тебе дело.

В общем, слово за слово, я понял, что дело не в перестрелке, не в патруле ОБСЕ и даже не в посылании кого-либо по известным адресам.

Донецкой армии подобные добровольцы с таким стажем войны на Донбассе больше не нужны. Не самой армии, а её нынешним командирам. Особенно тем, кто только что прибыл в статусе советника из России.

Он же действительно был добровольцем, без кавычек. Услышал в 2014 году рассказ бухгалтера своей фирмы о том, что произошло с ее родственниками под Донецком, после её фразы «защитить их было некому» – понял, что он должен сделать. В тюменском охотничьем магазине купил экипировку, что хоть мало-мальски походила на военный камуфляж, сам купил билет, добрался, нашел пункт сбора. Куда послали, там и «бегал» в той самой форме, купленной им в тюменском магазине, как это ни смешно звучит после всех саркастических шуток про покупки в российском «военторге».

Свою коммерческую фирму, дом, семью – оставил всё.

Таких, кто из России здесь с 2014 года, очень мало. В действующей армии – единицы. И они подчиняются только чувству долга, тому самому, которое когда-то давно заставило их принять решение.

А советникам-командирам, что меняют друг друга, как кадры кинопленки, они не подчиняются. Ополчуги – так их называют.

Но армия – не ополчение. И ополчуги, даже если за спиной у них несколько горячих точек и много лет войны, армии не нужны. Особенно в период, когда полномасштабные боевые действия прекратились, военные привыкают жить в условиях перемирия, а население снова надеется, что мир возможен. Когда политическое руководство воюющих сторон понимает, что оружием победы не добиться.

Собственно, перемирие – это и есть взаимная победа. Ну, или обоюдное поражение, если смотреть с другой точки зрения.

В гражданской войне каждый выстрел – беда, хоть как смотри, хоть с какой точки, хоть с какого бока.

Двери мы не закрывали, поэтому услышали топот многочисленных ботинок сразу в коридоре. Витя даже не пошевелился и ничего со стола убирать не стал. Я все же вышел в коридор встретить гостей.

Их трое, с оружием только один – кобура пистолета на боку. Прошли в комнату:

– Собирайтесь, товарищ майор.

Я понял, что двое из вошедших с Витей не знакомы, значит, они из Донецка. А один местный, он совет дал:

– Виктор Саныч, парадную форму наденьте.

Витя усмехнулся:

– Мне что, в Советскую армию одеться?

Гости увидели, что Витя никуда не торопится, и не знали, что делать: не руки же ему заламывать. Я принес стулья из витиной комнаты, пригласил офицеров присесть. Сели.

Сидели долго, обращались к Вите неоднократно, но всегда учтиво: собирайтесь, пожалуйста. Разъясняли, что комендантский полк поднят по тревоге. Приказ: найти и доставить. Потом не без улыбок на лицах пояснили, почему приказ был отдан вчера, а нашли лишь через сутки. Военные, как все силовики, как полиция и прокуратура, умеют искать долго, если не очень хочется найти.

В общем, это был арест с признаками глубокого уважения к арестуемому.

Однако, служба есть служба, и бесконечно сидеть за столом напротив Вити они не могли.

– Принеси мне деньги, ты знаешь, где они, – обратился ко мне Витя.

Два офицера сразу в один голос:

– Давайте без денег, товарищ майор.
– Давайте с деньгами, ребята, – ответил им Витя.

Потом встал, вздохнул и говорит:

– Оставьте меня одного.

Они тоже встали, переглядываются, но не уходят.

– Он со мной побудет, – Витя показал на меня.

Я понимал, почему «ребята» не уходят: доставить приказано живым и без происшествий. «Помогу одеться, всё нормально будет», – говорю им. Ушли.

Витя опять надел бушлат прямо на тельняшку, но на этот раз обмотал шею платком, заменяющим ему шарф, и водрузил на голову камуфляжное кэпи. Зашел в свою комнату, сунул в карман деньги: пару «морковок», свернутых трубочкой. Когда был готов к выходу, вроде, как попрощаться захотел: «Если завтра не вернусь, улетай в Тюмень, найди Сашу, расскажи ему всё. Он знает, что делать дальше».

Саша Моторин – облвоенком наш тюменский. В Афгане был командиром танковой роты, горел. Дружат они.

– Я здесь подожду, – говорю Вите, – суп сварю, возвращайся к вечеру.

В раскрытое окно я видел, как Витя в сопровождении трех офицер покинул территорию «Александрии».

К вечеру он не вернулся.

(Продолжение последует)

Виктор ЕГОРОВ

Развитие событий

4 дня назад "Александрия"
23.02.2019 Этот материал
2 дня спустя "Александрия"