Стереотипы – жестокая вещь. Как часто они определяют наше сознание, наше отношение к действительности и даже наше поведение. Вот, к примеру, какие ассоциации возникают у вас при слове «профессор»? Ну, конечно, степенный, немолодой уже человек с благообразной бородкой, в сюртуке (пиджаке) и непременно в пенсне (в очках). А профессор медицины? Наверняка, никто другой, как Филипп Филиппыч Преображенский из «Собачьего сердца» Михаила Булгакова. Невысокий поджарый тип с глазами голодного волка, в обтягивающих спортивных бриджах и в майке, в 10 часов вечера случайно угодивший на вашу кухню, на профессора никак не тянет. И тем не менее…
Виктор Геннадьевич Петров – заведующий отделением хирургии больницы, которую в Тюмени принято коротко называть больницей Водников. На этом названии мы и остановимся, рискуя вызвать неудовольствие бюрократов от здравоохранения. Он же – профессор кафедры хирургии ТМИ, он – же доктор медицинских наук. То есть все формальные признаки профессорства присутствуют, в отличие от номинальных. Он – не в образе, как говорят о нем друзья.
Спрашиваю:
– А не хочется соответствовать?
– Больные воспринимают тебя по твоим деяниям. Внешность для них ничего не значит. Если они знают, что ты хороший доктор, то они пойдут к тебе. А можно по – другому… Я знаю много таких, кто очки наденет, костюм, а профессионалы-то никакие. И смысл? Если ты ценишься в народе, то ты ценишься таким, какой есть. В эндокринологическом диспансере, чтобы попасть ко мне на прием, надо за полгода записаться. Очень большой поток. Они приходят ко мне, как к оракулу. Вот как скажу, так и будет. Идут за последним словом. Видимо, уважают. Они видят, что я приехал в шортах, на велосипеде. Это их не останавливает.
Доктором Петров стал случайно. Что уже удивительно. Случайно становятся артистами, но врачами… В Тюмень из Ишима он приехал за компанию со своим другом и его девушкой. Закончив физико-математичекую школу, он должен был ехать в Новосибирск, откуда ему уже пришло приглашение. Но кто-то свыше, в кого Петров верит, но об этом позже, видимо, решил по-другому. И не ошибся. Значит, так было надо. Чем бы занимался химик Петров? Может быть, уже бросил бы свои банки-склянки, порошки и растворы и ушел в бизнес. А доктор Петров спасает людей.
– Не было цели сдавать экзамены. Но я очень любил химию. И здесь я увидел, что изучают много химии. И подумал: а чего я поеду в Новосибирск? И поступил.
А друзья, по законам жанра, нет.
Случайно став студентом-медиком, к хирургии Петров все-таки пришел закономерно. И в этом тоже видит руку высшей силы.
– Я прочитал книгу Федора Углова «Сердце хирурга», в которой он рассказывал про своего молодого ученика Володю Егизаряна. И вот на третьем курсе, работая во 2-й больнице санитаром, я пришел однажды на дежурство и увидел тапки, подписанные «Егизарян». Это оказался наш профессор Владимир Егиазарян. И тогда я решил стать хирургом.
Доктор Петров относится к той редкой категории людей, которые стремятся успеть все и, главное, что все успевают. Жениться, родить ребенка, защитить диссертацию, стать профессором и одним из ведущих хирургов Тюмени и области, оперировать больных, учить студентов, принимать пациентов в эндокринологичеком центре – и при этом быть веселым и энергичным человеком, которому интересно все, что происходит вокруг него.
Насколько сложно совмещать научную деятельность, обширную хирургическую практику и организаторскую работу?
– Это не сложно, если нормально распланировать время и расставить приоритеты. Когда я писал кандидатскую диссертацию, у меня был маленький ребенок.
Это были 90-е годы. Виварий, где держали собак, на которых мы проводили эксперименты, не финансировался, и мы сами кормили животных. После дежурства таскали им остатки каши из больницы. С бомжами, которые доставляли собак, рассчитывался «Метаксой». Она продавалась во всех ларьках. Сами собак мыли. Потом сами их оперировали. Собирали студенческие бригады и оперировали. Вот так писалась диссертация. И все успевали! Все возможно. Конечно, чем-то приходится жертвовать. Ну, не пойдешь лишний раз в кабак. И сейчас можно все успеть – на велосипеде покататься, на лыжах, пешочком прогуляться.
Доктор Екатерина Выдрина:
“Про него надо написать. Все, кто до него в Водниках работал, – доктора умные, опытные, со стажем, отказались заведовать, потому что просто невозможно было работать. А он бегает, ругается, руками машет, но вопросы решает.
Оперирует быстро, много, легко. Если бы не Петров, до фига было бы трупов. Но мы же не помним выживших. Мы как раз помним тех, кто дает осложнения.
Фанатичный любитель лапароскопии, первым внедрил этот метод в Тюмени – в массовом порядке. Мастер щитовидки, к которому едут пациенты с Севера и из России.
Он никогда не отступает от принятых решений. Был у нас мужичок, которого кинули родственники. Лишили его земли, квартиры, и никто не жаждал забрать его из больницы. Только безумная настойчивость Генадьича – вызывал участковых, прокуратуру… Кого только не вызванивал. Мужичок до сих пор лежал бы у нас, но появилась куча любящих родственников, которые мечтали забрать его.
А еще он в театры ходит, чучело Масленицы сжигает. Периодически захаживает в храм.”
Доктор Мария Иванова:
“Он – нормальный живой человек, которому ничто человеческое не чуждо. Он интересуется своими собеседниками, их жизнью, их проблемами. Ему это действительно интересно.
Очень часто больные, видя непрезентабельного доктора, ведут себя по-хамски. Он никогда не отвечает тем же. Терпеливо выдерживает.
Добрый психопат. У него бурная реакция на все, но за ней нет злобы. Он бурно отреагирует, все испугались и убежали, а он уже все забыл.”
О профессионализме и человечности доктора Петрова говорит случай, о котором до сих пор вспоминают во 2-й областной больнице.
Петров, который в тот день не дежурил, зачем-то зашел в приемное отделение – мимоходом. В этот момент туда же вбежали два парня, занесли третьего, бросили его на пол и убежали. Петров мог бы к нему не подходить – для этого есть дежурные врачи, но все-таки подошел и… увидел ножевое ранение в грудь.
И субтильный, невысокий Петров, совсем не богатырского сложения, поднял его на каталку и побежал в перевязочную, крича, чтобы вызывали реанимацию.
Пока врачи-реаниматологи бежали со своими чемоданами, вскрыл парню грудную клетку и зашил миокард.
Когда парня забрали, он просто махнул рукой, не вспомнив, зачем приходил, и ушел.
Я напомнила Петрову этот случай.
– Я уже забыл. Что-то такое было… Ну, надо спасать. Есть тяжелые ранения, когда спасение – это вопрос времени. Больного с ранением в сердце надо прооперировать за 5 минут – с момента поступления.
– Но если ты случайно зашел и не дежуришь, можно было вызвать бригаду и пойти по своим делам?
– По идее – да!
– А почему тогда не развернулся и не ушел?
– Все мы можем оказаться в такой ситуации. Есть система оказания помощи тяжелым пострадавшим. И каждый врач должен пройти такое обучение раз в 4 года, потому что он всегда может оказаться в такой ситуации, когда нужна будет скорая неотложная помощь. И это может произойти где угодно – на отдыхе, на дороге. Иду однажды в Турции, и на моих глазах мотороллер сбивает двоих. Я мог бы пройти – я отдыхаю. Народ собрался. Но вижу, что если я не помогу сейчас, то они пострадавшего просто загубят. Обязаны мы на бумаге, но большинство врачей все-таки помогают.
… А тот парень с миокардом – выжил.
Есть у доктора Петрова необычное увлечение. Это помимо театра, филармонии, велопробегов и катании с горок. Петров интересуется индийскими практиками.
– У индусов есть такое понятие, как аюрведа. Аюрведческая медицина. Мы, врачи, относимся к ней скептически, но она существует три тысячи лет и успешно. Суть ее в том, к чему мы сейчас стремимся: профилактика. И вот это мне нравится в ней. И я стремлюсь познавать ее методы на себе.
Индия притягивает. Раз в год надо туда ездить. Там толпы народа, грязь, собаки, попрошайки, инвалиды, тут же коровы, обезьяны… Тут помойка, но туда тянет. Там такая атмосфера… свободы. Им по фиг на все. Мы говорим: страны третьего мира, страны четвертого мира… А им наплевать на это! Они живут своей жизнью.
Со мной там произошло чудо. Я приехал на скутере к океану. Бросил скутер, перебрался через вулканическую гряду, пересек утес, отделявший дорогу от берега, и попал на пляж. Встречаю закат. Думал: сейчас посмотрю, сяду на скутер и поеду обратно. Но не учел, что на Индийском океане приливы огромные. Темнеет, иду по пляжу обратно к утесу, а вода поднимается выше и выше.
Поднялся на утес, пересек его и тут понимаю, что дальше идти не могу. Стемнело, тьма кромешная, ничего не видно. Вернуться на пляж не могу – там вода. Остаться на скале – там же змеи, гады всякие… И если пойду вперед, то еще и ноги переломаю, потому что вулканический склон – сплошные ямы, колдобины и прочие неровности. И тут происходит чудо. Из темноты со стороны моря – яркий луч света, и он приближается ко мне. Я мозгом понимаю, что это рыбак, который ловит крабов. Но я его не вижу! Я вижу только свет. Глаз, ведущий во тьме. Он идет вперед – я за ним прыгаю по камням. Он поворачивает – и я следом. Поворачивает и освещает мне путь.
Шел, видимо, рыбак. Увидел, что стоит какой-то дебил, который прилетел за 6 тыс км, чтобы утонуть ночью в Индийском океане или стать добычей гадов, и решил спасти. Когда я вышел на прямую дорогу, свет просто исчез. Он выключил свой фонарь и просто растворился в темноте. Я его так и не увидел. А был ли «мальчик»? Что это было?!
Это же надо было ему появиться здесь именно сейчас. Не час назад, не через час. Это знаково. В такие минуты начинаешь верить, что в этом мире что-то не так.
После таких событий в жизни человека часто происходит какой-то перелом в сознании, в мышлении, изменение отношения к миру. Кто-то уходит в религию, кто-то – в монастырь. Кто-то полностью пересматривает свою жизнь…
– В школе я был комсомольским лидером, но при этом всегда выступал против материалистического понимания мира. Потому что всегда понимал: что-то здесь не то. На этой почве мне пришлось перейти из одной школы в другую, поскольку произошел конфликт с учителями. И позже, вместо того, чтобы штудировать Ленина, я читал Беркли, очень интересная оказалась книжка. Я считаю, что бог – один, и мы все идем к его пониманию. Вот какая религия в стране, в которой ты родился, к такой вере ты и должен принадлежать. Родился в православной стране – должен быть православным. Нет, если ты из мусульманской семьи – пожалуйста! Я не понимаю только, когда люди бегают из одной религии в другую. Но не понимаю я и другого: когда в храме мне говорят: а вы не вникайте! Верьте – и все. Как это так? Мне понять надо.
Я всегда верил, что существует некая сила, которая все создала. Или высшая энергия. Или инопланетяне. Я допускаю наличие внешней силы. Ее отрицать нельзя. Можно много привести примеров из своей жизни, когда я ощущал ее вмешательство. Вот как этот глаз, ведущий во тьме…
Ольга ОЖГИБЕСОВА