«Севастополь не сдадим, да не сдадим, да никогда…» Часть 2

В четвертом классе я сломал руку и временно потерял способность к расколу. Попробовал держать инструмент одной правой, но при первой же попытке вдарить по чурке чуть не уронил колун на свою голову и вдарил по валенку на ноге.  Мамане пришлось обратиться за помощью к дяде Васе.

У меня появилась возможность по-хозяйски наблюдать за работой профессионала не в целях удовлетворения страсти озорничать и пакостить, а для контроля над качеством и количеством наемного труда. Маманя дала наказ: «Ты, сынок, приглядывай за Васей. Если будет колоть чурки на один раз, скажи мне. У нас не пекарня, мы половинки в печь совать не будем».

Профессионал в дровокольном деле – это мастер одного удара. Сначала дядя Вася расчистил снег до мерзлой земли перед курганом из чурок около наших ворот. Затем выдолбил в земле небольшую лунку, выбрал чурку покрупнее и установил ее так, чтобы она не качалась. Присыпал ее основание снежком, притоптал его и пошел осматривать фронт работ. Несколько чурок откатил от кучи, другие, наоборот, подбросил поближе к рабочему месту.

Поставил одну из таких, что только что подтянул поближе, на постамент, взял колун, глянул в мою сторону, слегка размахнулся, легонько тюк – и чурочка треснула на две ровные половиночки. Затем повернул ее и вторым ударом тюк – на чурочке появился крест из двух трещин, разделивших ее на четыре части. После этого по каждой из четырех тюк, тюк, тюк, тюк. И вот уже на колоде стоят восемь полешек, и ни одно не упало вниз на снег.

Дядя Вася взял расколотую, но все еще круглую чурку и кинул к моим воротам. Она стала рассыпаться  на отдельные полешки лишь в полете, а когда приземлилась, красовалась на белом снегу желтыми углами восьми совершенно одинаковых аккуратных и мелких полешек.

Я побежал в дом докладывать, что Вася колет мелко, как у Кремзеров. Кремзеры – это наши соседи, поволжские немцы, по другую сторону дома. В их семье было четверо мужчин. Первым за колун брался дед и напоминал новым поколениям, как должна выглядеть немецкая поленница. Потом отец продолжал взятый курс, после подключался старший сын, а финишировал младший. И в итоге вся поленница состояла из одинаковых крошечных угловатых палочек, каждую из которых можно было легко обхватить женскими пальчиками тети Дины, супруги дяди Отто.

Ну вот, я порадовал маманю, попил чая с домашней ватрушкой, позанимался уроками, поглядел в окно: как там идут дела у нашего наемного труженика. И вижу летящее полено огромной величины – с полбревна. Накидываю телогрейку и выскакиваю на улицу: а у моих ворот гора древесных гигантов. Почти все – двумя руками еле подымешь. Не полено, а тот же чурбан, только с углами.

Обманул меня дядя Вася. Устроил показательное шоу «перед камерами» наблюдателя, а потом просто гнал «кубы».

Вызываю на улицу «главного», и маманя тоже накидывает телогрейку.

– Хфенюшка, та це ты ругаешься, таких одно два, хляди якой сук торчит, – объясняет дядя Вася причину появления полена слишком большого размера в руках мамани.

– Не надо мне такой работы, Вася. Я лучше сама всё расколю.

– Ты же, Феня, говорила, что очень надо побыстрее убрать лес с дороги. Ну, ладно, я помельче буду, – и дядя Вася опять демонстрирует чудеса профессионализма, а заодно возвращается к общению на русском языке. Жена его, тетя Настя, родом из Белоруссии, поэтому иногда, в минуты появления чувства вины, он говорит на смеси хохляцкого с курляндским.

Профессионалы, они, конечно, кудесники, но когда работают по найму и без пригляда, легко превращаются в обычных халтурщиков. Всем хочется заработать деньги быстро. Позволить себе забыть о них в минуты творческого самоистязания  могут лишь художники профессии. Дядя Вася художником не был и своим мастерством не любовался. Но зато в искусстве «кубизма» он проявлял потрясающую работоспособность.

Наши десять кубов он сделал за два дня. Без перекуров, потому что не курил. Причем, сдержал слово, данное мамане,  и расколол большую  часть дров с вполне приемлемым качеством.

Наступил час расплаты. Дядю Васю пригласили в дом, поставили на стол сковороду с мясом, в стакан налили водки по самый край. Он присел на табурет, не снимая шинели. Водку выпил, закусил огурцом, но к мясу не притронулся.

– Ешь, Вася! – маманя пододвинула к нему сковороду.

– Настенька ждет, а у тебя я уже два раза отобедал, – и дядя Вася встал из-за стола.

– Она сегодня придет ко мне, может, Вася, мне ей пятерку отдать? – спросила маманя, держа в руке синюю бумажку.

– Нехай возьмет, – ответил Вася и наклонил голову, чтобы не удариться о косяк двери. Через несколько секунд его непокрытая голова уже плыла в наших окнах по направлению к соседнему дому. Одной рукой он держал колун на плече, а второй – самый огромный чурбан из нашей кучи, который он откатил в сторонку еще в самом начале первого трудового дня.

– Мама, он наш чурбан уносит! – сообщил я мамане.

– Я ему разрешила, он сказал, что такие не колются.

– Так он таких штук десять откатил, – вспомнил я о Васиной заначке.

– Нехай.

Ну, нехай так нехай.

Вскоре из соседнего двора грянула песня «Севастополь не сдадим, да не сдадим, да никогда!», из чего мы с маманей сделали вывод, что дядя Вася добрался до дома благополучно. Но тетя Настя в этот вечер за деньгами почему-то не пришла.

На следующий день мать дала мне важное поручение: посетить соседку, узнать о ее здоровье, сообщить о приготовленной сумме и пригласить ее в гости.

– На, отдай это ей, – маманя завернула в тряпочку шмат сала и подала мне.

Это был мой первый и единственный визит в жилище дяди Васи. Я долго стучал в его ворота. Наконец он вышел и открыл: по пояс голый, босиком, в одних галифе.

Мы прошли в «хату». Пол в ней не мыли с прошлого лета. Печь была черная, стены черные, потолок тоже черный. На черной клеенке стола стоял черный чугунок и рядом – подгорелая булка хлеба.  Вася сел на какую-то длинную лавку и взял в руки черные сапоги. Над ним висела на проводе и слабо светила наполовину черная лампочка. Пахло дымом и дегтем.

– Настя, к тебе мальчонка пришел! – крикнул дядя Вася.

Сначала раздался знакомый стук палочки, потом приоткрылась дверь в комнату. Мелькнули половики, абажур, цветное покрывало на кровати. Там, в комнате, было светло.

– Это вам, – подал я сверток.

– Что это? – спросила тетя Настя, продолжая стоять в своей комнате.

– Сало.

– Отдай ему.

– Мама просила вас зайти в гости за деньгами.

– Я зайду, спасибо, – и женщина закрыла дверь в свою комнату.

– Это вам, – протянул я сверток в другом направлении.

– Давай, – сказал Вася, не вставая с лавки.

Я подошел и положил сверток на стол. Он поставил сапоги на пол, развернул сверток, осмотрел сало, потом достал из стола нож и отрезал кусок толщиной с его палец, сантиметра четыре, не меньше. Левую руку засунул в голенище сапога, поднял его, правой рукой взял кусок сала и стал натирать им сапог, как щеткой. Сапог заблестел. Вася отложил сало, освободившейся рукой отломил от булки хлеба корку с мякишем, обтер хлебом весь сапог. Мякиш съел.

Я попятился к выходу. Последнее, что заметил в черноте кухни – штук семь поблескивающих у печки колунов разного размера.

– Что там случилось? – спросила маманя, когда я в потрясенном состоянии вернулся и молча стоял у порога.

– Они сапоги едят.

Маманя меня не поняла, но испугалась.

– Дядя Вася мажет нашим салом сапоги, а потом его с сапогов съедает, – сообщил я первые подробности.

В общем, маманю стошнило еще до того, как я рассказал всё увиденное с чувством, толком, расстановкой.

Виктор ЕГОРОВ

предыдущая часть здесь