Владимир Путин – ученик Солженицына?

2016-064521bda4bf1541f7de67a7b032ff41

27 мая исполняется 20 лет возвращения в Россию Александра Солженицына.

В общественном сознании он проходит по разряду великих писателей, но пожалуй, еще больше заслужил славу как историк и нетривиальный политический мыслитель.

В солженицынской картине мира Украина занимала важное место.

В июле 1990 года “вермонтский отшельник” создал знаменитое эссе “Как нам обустроить Россию”, начинавшееся словами: “Часы коммунизма – свое отбили. Но бетонная постройка его еще не рухнула. И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его развалинами”.

18 сентября оно было напечатано одновременно в “Литературной газете” и “Комсомольской правде” общим тиражом 28 млн экземпляров – первое публицистическое произведение автора, изданное у него на родине.

Публика оценила это “нам”. От страны и ее проблем Солженицын себя не отделял, хотя та его дважды, по выражению Евгения Евтушенко, “пнула сапожищем”.

Гонорар за статью Солженицын перечислил в пользу жертв аварии на Чернобыльской АЭС. Название ее сделалось нарицательным и часто использовалось впоследствии как афоризм.

Значительная часть текста была посвящена Украине и правильным, в понимании Солженицына, отношениям между нею и Великороссией.

Значительная часть текста была посвящена Украине и правильным, в понимании Солженицына, отношениям между нею и Великороссией.

А что же именно есть Россия? Сегодня. И – завтра (еще важней). Кто сегодня относит себя к будущей России? И где видят границы России сами русские? 

 Александр Солженицын

Трибуна вышла высокая. Практически каждый гражданин СССР, хоть сколько-нибудь интересовавшийся политикой, прочитал эссе и хоть что-нибудь из него да вынес.

Однако история стала развиваться не по Солженицыну.

“Услышан я, к сожалению, не был. Не был понят”, – констатировал он впоследствии.

Насколько мысли Солженицына коррелируют с событиями дня сегодняшнего?

По мнению наблюдателей, внимательным и согласным читателем знаменитой статьи был Владимир Путин. Политика Кремля почти целиком совпадает с высказанными в ней идеями.

От империи к национальному государству

Главная мысль Солженицына – России надо сбросить ставшее непосильным бремя и превратиться из империи в “нормальную” страну.

Государствообразующим цементом он полагал не идеологические ценности, какими бы те ни были, а национально-этническое начало, культуру, религию и менталитет.

Соответственно, Солженицын предлагал без лишних разговоров и сопротивления отпустить на все четыре стороны 11 республик СССР из 15 и решительно отказаться от претензий на роль глобальной сверхдержавы.

Нет у нас сил на Империю! – и не надо, и свались она с наших плеч: она размозжает нас, и высасывает, и ускоряет нашу гибель

 Александр Солженицын

“Я с тревогой вижу, что пробуждающееся русское национальное самосознание во многой доле своей никак не может освободиться от пространнодержавного мышления, от имперского дурмана. Нет у нас сил на окраины, ни хозяйственных сил, ни духовных. Это вреднейшее искривление нашего сознания: зато большая страна, с нами везде считаются!”, – доказывал Солженицын.

Судя по заявлениям некоторых российских политиков второго ряда, и, в особенности, по высказываниям в интернете рядовых граждан, этот тезис они сегодня находят устаревшим. По их мнению, у “поднявшейся с колен” России уже появились силы для “пространнодержавного мышления”.

Пустые магазинные полки и прочие тяготы конца 1980-х, начала 1990-х годов остались в прошлом. Выбор между амбициями и человеческой жизнью для себя частично потерял остроту. Сытое существование, вопреки учебникам социальной психологии, привело не к распространению буржуазного индивидуализма, а к возрождению великодержавных настроений, по крайней мере, у части общества.

По словам политического комментатора Константина Эггерта, настроения многих россиян сегодня можно охарактеризовать так: “Машину я купил. А где моя империя?!”

Но реальная политика Кремля основывается не на имперской, а на национальной идее.

“Многонациональная империя прекращает свое существование даже в фантомной форме, на смену ей идет политика собирания русских земель, которая ставится выше попыток любой ценой сохранить особые отношения с постсоветскими государствами. Россия превращается в обычное национальное государство, и в принципе это хорошо”, – заявил Русской службе Би-би-си политолог Станислав Белковский, комментируя присоединение Крыма.

Два народа или один?

Для Украины, Белоруссии и Казахстана, в котором большинство населения на тот момент составляли этнические русские, Солженицын мыслил иную судьбу. Они, по его мнению, должны были образовать новую федерацию: Российский Союз.

Захотят ли украинцы жить в государстве, в названии которого присутствует слово “российский”? Считают ли себя одним народом с великороссами? В 1990 году, а сейчас, после четверти века независимого существования – и подавно?

“Братья! Не надо этого жестокого раздела! – это помрачение коммунистических лет. Мы вместе перестрадали советское время, вместе попали в этот котлован – вместе и выберемся”, – убеждал Солженицын, вспоминая и общее происхождение от Киевской Руси, и смешанные браки, и регионы, “где сроду старой Украины не было, как “Дикое Поле” кочевников – Новороссия, или Крым, Донбасс”.

“Еще бы нам не разделить боль за смертные муки Украины в советское время. Но откуда этот замах: по живому отрубить Украину?” – писал он.

Однако важно отметить: Солженицын недвусмысленно полагал, что украинцы и русские – два разных народа. Близкие, но два, а не один. В этом смысле его взгляды совпадали с официальной советской позицией.

Правда, автор статьи не преминул подчеркнуть, что разделение некогда единой великорусской народности произошло по причине “монгольского нашествия да польской колонизации”. Но признавал его свершившимся фактом. Что случилось, то случилось.

Открыто российские официальные лица такого, разумеется, не говорят. Но в обществе бытует мнение, что никакой украинской нации и языка не существует в принципе, а есть отбившиеся от рук русские, подстрекаемые Западом и “галичанами”, и южный крестьянский диалект. Научились бы правильно говорить по-русски, и проблем бы не было!

В целом либеральная газета “Московский комсомолец” в 1990-х годах чуть ли не в каждом материале об Украине транскрибировала русскими буквами слова “самостийна” и “нэзалэжна”. Написать “индепендентные Соединенные Штаты” никому не пришло бы в голову, а вот мысль о том, что Украина может быть независимой, вызывала приливы сарказма. Как у Маяковского: “Откуда, мол, и что это за географические новости?”.

С одной стороны, Солженицын тоже отдал дань измышлениям о “ненародном языке”, якобы искусственно созданном во второй половине XIX века “при австрийской подтравке”. Хотя Иван Котляревский и Тарас Шевченко, жившие значительно раньше, и в Российской империи, а не в Австрии, писали на литературном украинском.

Екатерининский канцлер Андрей Безбородко, бравировавший тем, что, по выражению Пушкина, “в князья прыгнул из хохлов”, любил уснащать свою речь малороссийскими словами. “Трошки померекаем”, – говаривал он, когда требовалось обдумать что-нибудь. То есть разница между языками уже в XVIII веке была очевидна и для Безбородко, и для его петербургского окружения.

Приложить все силы разумности и сердечности, чтоб утвердить плодотворную содружность наций, и цельность каждой в ней культуры, и сохранность каждого в ней языка 

Александр Солженицын

С другой стороны, Солженицын не позволял себе шуточек над “мовой” в духе булгаковских “котов” и “китов”, а призывал уважать национальные чувства и культуру украинцев, цитируя историка позапрошлого века Михаила Драгоманова: “Неразделимо, но и не смесимо”.

“С дружелюбием и радостью должен быть распахнут путь украинской и белорусской культуре не только на территории Украины и Белоруссии, но и Великороссии. Никакой насильственной русификации, ничем не стесненное развитие параллельных культур”, – писал он.

Но против государственной независимости Украины возражал категорически.

Правда, делал оговорку: “Конечно, если б украинский народ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пожелал отделиться – никто не посмеет удерживать его силой”. Но тут же добавлял: “Только МЕСТНОЕ население может решать судьбу своей местности, своей области”.

Взгляды Солженицына называли и политикой “нашим и вашим”, и “приглаженным шовинизмом”, и единственно правильным подходом. Он вообще был личностью неординарной.

Замысел и реальность

По мнению историков, план Солженицына вполне мог материализоваться, если бы переход к демократии и рынку совершился путем эволюции.

После августовского путча рядовые киевляне заговорили о том, что “они там, в Москве, все сумасшедшие, одно беспокойство добрым людям: то водку пить надумали запрещать, то затеяли перестройку, то решили, что перестройка – это плохо и начали на танках по улицам ездить!”

Республиканской номенклатуре, естественно, хотелось стать суверенной: совсем иной статус и возможности.

Настроения верхов и низов совпали. Референдум, на необходимости которого настаивал Солженицын, прошел в декабре 1991 года и принес 90,3% голосов за независимость.

Кто не сожалеет о распаде СССР, у того нет сердца, а у того, кто желает его возрождения, нет головы 

 Владимир Путин

В российском руководстве тогда возобладало мнение, что рыночные реформы лучше проводить без республик: и так пришлось непросто, а если бы каждый шаг пришлось согласовывать с Киевом, Минском, тем более, Ташкентом – вообще с места бы не сдвинулись.

В результате случилось то, что случилось.

В ходе нынешнего кризиса Владимир Путин высказывался в том духе, что украинцы и русские, по сути, один народ. В Киеве усмотрели в этом не распахнутые объятия, а скрытую угрозу.

По словам хорошо осведомленного главного редактора “Эха Москвы” Алексея Венедиктова, Путин в душе считает Украину “канонической территорией Государства Российского”. Всю, а не только Крым!

В принципе, Александр Солженицын мыслил аналогично.

При этом российский лидер проявляет себя как реалист и прагматик, умеющий различать желаемое и разумное: присоединил то, что можно взять и удерживать сравнительно легко.

Тоже вполне по Солженицыну.

источник