И тогда начался настоящий ад…

Пока украинский президент готовился к встрече с Путиным в Париже, Марк Франкетти присоединился к повстанцам, атакующим пограничный пост на востоке. И тогда начался настоящий ад…

Мое лицо с такой силой вжато в землю, что я могу почувствовать вкус грязи. На мне новый бронежилет и шлем, но я чувствую себя абсолютно незащищенным. Вокруг меня разворачивается жестокая перестрелка между украинскими солдатами, защищающими пограничный переход с Россией, и промосковскими сепаратистами, пытающимися его захватить. Дмитрий Беляков, фотограф нашей газеты, и я оказались в ловушке между ними. Вокруг нас стоит характерный свист рассекающих воздух пуль и звон от их постоянных попаданий в стоящий в нескольких метрах от нас уже изрешеченный выстрелами бронетранспортер (БТР).

Земля сотрясается от выстрелов реактивных гранат за нашими спинами; ракеты непрерывно обдают нас волнами жара.

Далеко в Париже, пока мировые лидеры отмечают 70-ю годовщину высадки союзных войск. Петр Порошенко, новый украинский президент, и российский Владимир Путин готовятся к встрече, которая, возможно, в итоге выльется в дипломатическое урегулирование самой серьезной конфронтации Запада и Москвы со времен окончания холодной войны.  Здесь, на границе двух стран, царит хаос. Крики, вопли и брань тонут в неустанной перестрелке из минометов и зенитного оружия и звуках очередей из по меньшей мере двухсот АК-47. Самый характерный звук – свист снайперских пуль.

Огонь настолько интенсивный, что мы совершенно ничего не можем сделать. Застрелят нас или нет – это только вопрос везения. Чем дольше мы будем оставаться на месте, чем больше вероятность, что в нас могут попасть. Но, двигаясь, мы рискуем попасть под перекрестный огонь или быть снятыми снайпером. Для Дмитрия это худший кошмар фотографа: он в гуще событий, но не может снимать.

Поднять голову даже на несколько дюймов было бы самоубийством. “Я надеюсь, у тебя получаются отличные снимки травы,” – шучу я. Ему не до смеха.

Прямо перед нами пули отскакивают рикошетом от листа стальной брони, приваренного сепаратистами к кабине грузовика. Воздух с громким свистом выходит из пробитых шин. Бензобак грузовика, брошенного в нескольких метрах от нас, горит извергая черный дым в ярко-голубое небо. Опасаясь, что он взорвется, один из сепаратистов, рискуя под огнем противника, забирается в БТР, чтобы оттолкать грузовик подальше от нас.

Дюйм за дюймом мы начинаем медленно ползти назад, наши движения скованы толстыми бронежилетами. Мы скатываемся в траншею рядом с Александром Ходаковским, командиром батальона Восток, пророссийских ополченцев, следуя за которыми мы попали в этот бой.  Бывший офицер спецназа, он один из немногих бойцов батальона, имеющих хоть какую-то военную подготовку. Он, кажется, чувствует облегчение от того, что двое журналистов с ним все еще живы. “Вы в порядке?” – кричит он. “Да, конечно, все прекрасно, никаких проблем, а Вы?” Меня поражает, насколько абсурдно звучат мои слова.

“Вы хотели увидеть что-нибудь интересное. Ну вот, пожалуйста,” – отвечает он.

Шквал огня усиливается. Я встаю и изо всех сил бегу на 100 метров вниз по склону, бросаясь в густой кустарник. Я соскальзываю в глубокий ров, присоединяясь к нескольким бойцам Востока, вооруженным автоматами и гранатометами.  Их лица покрыты потом и грязью. Один из них, раненный в руку, лежит в грязи, в то время как его товарищ бинтует его рану. Другой делает ему противошоковый укол в бедро. Слева от меня Людмила, единственная женщина, присоединившаяся к бойцам, опытная медсестра, теперь в полевой форме одежды, безуспешно пытается двумя руками зажать рану у бойца по имени Сергей, чтобы он не истек кровью. Он был ранен в пах снайперской пулей, разворотившей его артерию. Он кричит от боли, его лицо желтеет. “Я не чувствую ног,” – стонет он.

“Держись, ты сможешь, ты сможешь” – продолжает твердить ему Людмила, ее руки покрыты его кровью.

Вокруг бушует бой, я вижу Ходаковского, присевшего на краю нашего рва за кустами, отчаянно кричащего в мобильный телефон, безуспешно прося у кого-то помощи в переправке своих раненых людей через нейтральную территорию на русскую сторону границы. Дмитрий, чьи руки покрыты глубокими царапинами, сползает в ров. Два бойца орут на него, когда он направляет свою камеру на агонизирующего Сергея. “Опусти ее, м***к, или я тебя пристрелю”, – рявкает один из них.

Продолжающийся уже более двух часов бой и не думает стихать. Позади нас горят трава и кусты. Нас обдает жаром. Во рту словно наждачная бумага.

Шум в небе подтверждает мои худшие страхи. “Самолеты, самолеты!” – кричит Мамай, дюжий волонтер из российского региона Северная Осетия, который почти не отходит от Ходаковского. Еще сегодня утром на базе Востока на окраине Донецка, столицы региона, задача казалась достаточно простой. Разведка сепаратистов донесла, что украинские пограничники на пропускном пункте Мариновка – в 145 км к востоку – были деморализованы, разочарованы в киевском правительстве и готовы сдать свой пограничный пункт без боя. Все, что требовалось – лишь продемонстрировать силу.
Выполнять задание выпало Востоку, основанному 2 месяца назад Ходаковским и состоящему в основном из промосковских гражданских лиц с востока Украины и волонтеров из России.

41-летний Ходаковский, который до недавнего времени возглавлял антитеррористическое подразделение войск специального назначения в Донецке, был в январе отправлен со своим отрядом в Киев, чтобы помочь в подавлении прозападных демонстраций против Виктора Януковича, тогдашнего президента. “Я своими глазами видел, какими экстремистами были эти демонстранты, они атаковали полицейских и бросали в них бутылки с зажигательной смесью”, – вспоминает он. “Когда Януковича свергли, я понял, что они придут воевать сюда на восток. Поэтому я основал Восток, чтобы дать им отпор”.

Батальон, насчитывающий менее 400 человек, впервые привлек к себе внимание в прошлом месяце, когда потерял около 50 человек – в основном волонтеров из России – в жестоком бою за контроль над донецким аэропортом. Сражение в Мариновке на прошлой неделе было всего вторым их боем. Пока Ходаковский выкрикивал приказы, 200 бойцов – храбрых и полных энтузиазма, но даже без базовой военной подготовки – выстроились во дворе базы Востока.

“Я не мог просто сидеть дома и ничего не делать, когда увидел, как распространяется насилие”, – сказал Виктор, 36-летний автомеханик.

“Мы защищаем наши дома от кучки фашистов, поддерживаемых Западом”

Бородатый православный священник в черном одеянии с иконой благословил бойцов, которые, после нескольких попыток, выдвинулись колонной из 15 автомобилей.

Ходаковский за рулем внедорожника вел колонну. Рядом с ним сидел Мамай, прижимавший к себе АК-47. Мы с Дмитрием на заднем сиденье. За нами шли БТР, три военных грузовика, фургоны и несколько Лад, набитых бойцами, оружием и ящиками с боеприпасами. Потом два грузовика с тяжелыми зенитными пулеметами. Один из них завелся только с толкача с помощью нескольких десятков человек и сломался через несколько миль на окраине Донецка, вынудив останивиться нашу военную колонну.

“Ты е*** сукин сын”, – кричал Ходаковский в свой мобильный телефон на человека, давшего ему этот грузовик, – “ты дал мне кусок дерьма! Каждый, кого мы потеряем сегодня, будет на твоей совести.” Мужчины дотолкали грузовик до заправочной станции и перегрузили пулемет на другую машину. По пути мы проехали через несколько сепаратистских пропускных пунктов и не встретили никаких украинских правительственных сил – доказательство, того что, несмотря на недавнюю эскалацию антитеррористической операции, Киев потерял контроль над значительной частью территории на востоке страны.

Когда мы отправились с путь, Дмитрий и я мало что знали о задании, полученном Востоком. Мы попросили Ходаковского разрешить нам увидеть его людей в действии, и он неожиданно позвал нас, дав нам время только схватить наши бронежилеты и срочно приехать на базу.  Часа через три после выезда мы остановились в пустынной сельской местности и к нашей колонне присоединилась группа мсетных вооруженных сепаратистов. Ходаковский надел свой бронежилет и каску, подтянул поближе свой автомат и пистолет. Он приказал нам надеть нашу защитную экипировку. Через несколько километров ниже по дороге он запарковал свою машину и мы присоединились к нему на задней части БТР.

На горизонте, на вершине пологого холма, окруженного открытой местностью, показался пропускной пункт Мариновка. Бойцы сняли чехлы с двух зенитных установок. Съехав с дороги, мы втиснулись в три грузовика, которые повезли нас через поле к пограничному пункту.  “Мы подойдем к нему сбоку, двигаясь вдоль границы,” – сказал своим людям Ходаковский, – “им придется дважды подумать, прежде чем отправлять против нас истребители, потому что они будут стрелять на русскую сторону границы.”

Я сидел за Ходаковским в задней части головной машины, и с моей точки зрения наше медленное приближение по полностью открытой полевой местности казалось самоубийством. Одна атака с воздуха могла вывести из строя всю нашу колонну.  Издалека пограничный пост казался заброшенным. БТР прорвался через два ряда колючей проволоки и с ревом выехал на нейтральную полосу. Через несколько секунд я заметил нескольких украинских солдат, спокойно уходящих и исчезающих за кустами.

Мы попали в смертельную ловушку. Разведданные полученные Востоком от местных жителей были недостовернее некуда – непонятно, по злому умыслу или нет. С подкреплением из профессиональных солдат, включая по крайней мере двух снайперов, украинские пограничники далеко не мечтали о том, чтобы сдаться, а их пост был усилен тяжелыми пулеметами. Они ждали нас с раннего утра. Раздался одиночный выстрел из АК-47 – но с украинской стороны.

“Кто стреляет?” – спросил недоумевающий Ходаковский.

Выстрел спровоцировал жестокую перестрелку, которая длилась около четырех часов, но на удивление, из Востока было убито только два человека и несколько ранено. Несколько украинских солдат были ранены, но непонятно, были ли среди них убитые в перестрелке, которая едва не разрушила пост. Через три часа боя, после предупреждения Мамая о самолетах, мы с Дмитрием решились с максимально возможной скоростью бежать через открытую местность глубже на нейтральную территорию, как сделали несколько десятков бойцов Востока.

Двигаясь дальше, мы встретили нескольких бойцов, тащивших раненного Сергея через асфальт в канаву. Там он и умер.

Людмила заплакала. “Не плачь, сестра,” – сказал ей один из бойцов, – “он ушел в рай.”

Неожиданно в небе раздалось эхо истребителя, выпускающего ракеты, взорвавшие землю дальше по склону холма.

“Отступаем! Отступаем!” – кричали бойцы, разбегаясь от украинской границы, – “на российскую сторону!” Пули все еще свистели через несколько минут, когда я бежал вниз по пологому склону холма в сторону русских позиций. Реактивный самолет – в этот раз хорошо видимый всего в нескольких сотнях метров над землей – снова появился, с ревом рассекая ярко-голубое небо. Он влетел в российское воздушное пространство, затем резко повернул в сторону Украины и, на низком проходе выпустил несколько ракет в сторону поля.

Через четыре часа после начала боя мы с Дмитрием в сопровождении 80 бойцов Востока, среди которых было несколько раненых, наконец добрались до российской стороны границы. Нас встретили российские пограничники, у которых теперь возникла проблема. Америка и Украина неоднократно обвиняли Кремль в содействии сепаратистам, которым, согласно обвинениям, было позволено с оружием пересекать “прозрачную” границу.

Пограничники на этом посту, Куйбышево, возможно сочувствовали бойцам Востока, но как героев их не встретили. Вместо этого их немедленно разоружили. Раненых отправили в госпиталь. Остальных, включая нас, поместили в ангар, где мы провели бессонную ночь, пока нас допрашивали сотрудники правоохранительных органов.

Один изнеможденный боец, который был очень привязан к Сергею, плакал в углу и его товарищи пытались успокоить его. Многие были серьезно контужены и оглушены взрывами. Один упал в обморок, ударившись головой об бетонный пол.

Вчера, в ответ на призывы стран Большой семерки, Путин приказал ФСБ усилить контроль на границе, чтобы прекратить ее нелегальные пересечения. Этот шаг последовал за попытками Кремля дистанцироваться от сепаратистов в течение последних недель. Но может быть наше злоключение тоже сыграло свою роль в принятии этого решения?

Нас с Дмитрием освободили на следующий день. Российские власти не стали привлекать нас к ответственности за незаконное пересечение границы, потому что наша жизнь подвергалась опасности. Бойцы из Востока оказались не настолько удачливы. Ранее один из них сказал мне, что они собирались переправиться обратно на Украину. Вместо этого их погрузили в автобусы. Русские власти заявили, что их отправляют в камеру предварительного заключения.

Бойцы кипели гневом. “Нас подставили, это была е*** ловушка,” – сказал один из них, – “нас сунули головой в мясорубку”.

Источник