Села родного облик куцый

Виктор ЗАХАРЧЕНКО

Равнина выстелена белым,
Занесена и спит. Снега.
А я суровым занят делом –
Ищу незримого врага.
Злотворца, ворога, вражину,
Вдали, и рядом, и окрест,
Но только кот мой выгнул спину
На мой неосторожный жест.
Чешу в досаде жуткой темя,
Планиду жалкую кляня…
Ну, что за жизнь и что за время –
Я есть, и нет уже меня!

Жить, одиноко созерцая
Заваленный снегами край,
Дойти в отчаянье до края
И бросить дерзкое: «Прощай…»
Прощай бездушная стихия,
Жестокосердная земля,
Мороза выстрелы глухие,
Что разрывают тополя,
Дымы белёсые, печные,
И студень неба голубой,
И мысли жаркие, шальные
Наперебор, наперебой.
Всё невозможное возможно.
В заботах, в сутолоке дней
Забыть о родине – несложно,
Не вспоминать – куда сложней…

***

Крашеная, грубая, патлатая,
На потеху выставлен живот,
В чём ты в этой жизни виноватая,
Если в жизни всё наоборот?

Не носила юбочки и платьица,
Шляпки не носила никогда,
Научилась не ходить, а пятиться,
Метить жизнью грязной города.

Молодость, кипучая и колкая,
Сердцу неуёмному под стать,
Выпадет из рук твоих иголкою,
В подпол упадёт и не достать.

А душа, попрёками исколота,
Всё молчит нескладно неспроста,
И не скажешь, что молчанье – золото,
Если в том молчанье – пустота.

***

Погода – ниже двадцати.
Не холодно. К зиме привычка.
На поле вспыхнет электричка,
Как замыкание в сети.
Блестит огнями город слева,
А справа теплится восход,
И полусонный пешеход
Бредёт, как будто тащит невод,
Как будто он навеселе,
Отягощён похмельной ношей,
И новый день, такой хороший,
Так грустно начат на земле.

***

Захолодило, заморозило.
Телёнок в стайке пьёт молозиво,
Стуча ведром упрямо об пол.
Старик отёл опять прохлопал,
Но, слава Богу, – обошлось…

Ему б давно расстаться с Зорькою,
И молоко полынно-горькое,
И жирность 3,2 – едва,
И пальцы крючит после дойки,
И набок валятся пристройки,
А стайка – на дыре дыра…

Как сгусток нервов оголённых
Стоит телёнок без пелёнок,
Вчера на свет явился он
Для жизни, краткой, как и краткое,
Стоит за загородью шаткою,
Но важен, как Тутанхамон.

А через год – под нож пойдёт,
Но дела нет ему до этого,
И даже всё наоборот –
Он увлечён судьбой своею
И с наслажденьем чешет шею,
Ту, по которой нож пройдёт…

Бездумно, по обыкновению
Он пьёт судьбу, он пьёт мгновения,
Как пил молозиво с утра.
Старик трясёт в подстилку сено,
И жизнь их пусть несовершенна,
Несовершенна, но мудра.

***

В потоках солнечного света
Пылятся чистые листы –
Искали логово поэта,
Попали – в царство нищеты.
Здесь нет его. Ушёл и сгинул,
Откочевал в небытиё,
Оставив дочери и сыну
Полуистлевшее рваньё,
Фуфайку, валенки да шапку,
Затоптанных половиков
Штук шесть, сосновых дров охапку,
Да горсть зелёных медяков.
Богач и нищий. Шут на троне,
Неугомонный маргинал –
Он ничего не проворонил
И ничего не потерял.
От жизни вязкой, монотонной
Он не оставил и следа…
Казалась тишина бездонной,
Непоправимою – беда.

***

Несколько дней до апреля –
месяц весны за бортом,
но в снегопады, метели
кто вспоминает о том?
Кто вспоминает, что почки
мёрзнут на ветках пустых?
Кто вспоминает, что точки
не веселей запятых?
Не воспаришь над природой,
и не отыщешь права
быть своей бренной свободой
выше её естества.

***

Я наблюдаю из окна
Села родного облик куцый.
Похуже смут и революций
На нас обрушилась весна.
Ещё снегов невпроворот,
И мусора, и грязи тоже,
А, результат зимы итожа,
Вода шальная прёт и прёт.
Уже ограды залиты,
И огороды, и низины…
Уже с трудом вообразимы
Полей морозные черты.
Всё топит вешняя вода,
Всего мгновения, минуты –
И от картины дней минувших
Не остаётся и следа.

***

Стояли окна нараспашку.
В стене зиял дверной провал.
Надев последнюю рубашку,
На даче август бедовал.
Заросший клёном и крапивой
Клочок заброшенной земли…
А ведь была земля красивой –
Здесь люди счастье берегли.
Но счастье призрачно и хрупко,
И в память о любви былой
На гвоздике висела юбка,
И в кадке засыхал алой.

***

Весна развеснилась веснущая,
Как будто совсем не весна,
А Марья Посадница сущая,
Рассыпавшая семена.
Она верховодит лопатою,
Как скудной казной казначей,
И прячет лицо конопатое
От солнечных дерзких лучей.
И капельки пота солёного
Текут у неё по вискам,
И капельки мира зелёного
То тут проступают, то там…

***

С периода полураспада
Вошла в привычку жизнь моя:
Не думать – надо иль не надо,
Не чертыхаться от вранья,
Тянуть резину, бить баклуши
Емеле-дурачку под стать,
Кричать: «Спасите наши души!»,
Хотя уж некого спасать.
Принять сей мир без оговорки,
Его колючки и шипы,
Крутые горки от Егорки
И тульский пряник от толпы.
Жить бережно и осторожно,
Не выходить за дважды два,
Не сомневаться: «Как так можно?»
Живём же… И к чему слова?

***

Пока распробовал на вкус
Прохладной осени нарезку,
Калины неприметный куст
Пустил огонь по перелеску.
Осин багровый перехлёст.
Берёзы солнечное бденье.
Смиряя травы и подрост,
Впадает жизнь в оцепененье.
Где всё цвело, там пустоты
Необоримые оковы,
И по-монашески суровы
Полей усталые черты.
Что ж человек? Его удел
Послушно следовать природе,
А он, чудак, всегда хотел
Купаться в счастье и свободе.

 

Рынок на тротуаре

Ударяет прохлада под дых,
И сжимается сердце моё –
Ударяла б она молодых,
Но к чему ж обижать старичьё?
Без того тяжело старикам
Без того их сердечко свербит:
То сынуля упал на стакан,
То дочурка молчит от обид.
Чтоб очухаться от нищеты
И поправить домашний уют,
Помидоры, грибы и цветы
На асфальте они продают.
Продают огурцы и чеснок,
Груды яблок на Яблочный Спас –
Всё, чем Бог бедолагам помог,
Не дождавшись подмоги от нас.
Им спихнуть бы скорее товар,
Пусть не весь, лишь какую-то часть,
Но очистить от них тротуар
Вдруг надумала местная власть
И обрушилась силушкой всей,
Распаляясь от запаха крови –
И хромая, бежит Моисей,
Вспоминая облавы во Львове.

По материалам историко-краеведческого альманаха «Врата Сибири».